[Про]зрение - Андрей Люмнов

пытаешься донести что-то важное, а люди… они как камни. Они не чувствуют. Они только поглощают и не отдают. И твоя музыка в них умирает. Иногда кажется, что лучше бы её и не было, этой музыки, чтобы не чувствовать, как она умирает «захватанная руками» тех, кто не может её услышать, а только потрогать.

В этот момент Егор понимает, что получил не просто стихотворение, а сложное, многослойное сообщение. И его реакция на него (и тот факт, что он принёс это Илье) многое расскажет о нём самом Ире.

— И что мне ответить?

Илья задумчиво проводит пальцем по краю чашки.

— Ответь… правду. Но не всю. — Его голос обретает лёгкий, почти учительский тон. — Поблагодари. Скажи, что стих… точный. Что он задел тебя за живое. И спроси, что она сама в нём видит. Поверни зеркало на неё.

Он делает небольшую паузу, давая словам проникнуть в сознание.

— Её ответ покажет, играет ли она в эрудицию или действительно почувствовала что-то. Если начнёт говорить про одиночество, про ощупь в чужом мире — значит, она своя. Если процитирует литературоведческий анализ — просто умничает.

— А про тебя?.. — неуверенно спрашивает Егор.

— Зачем? Моя слепота — не тема для флирта. Пусть это останется между нами. Твоей тайной. Нашей.

Егор быстро набрал ответ, через минут через пятнадцать, когда они уже стояли на балконе, тишину нарушил звук нового сообщения.

— Ой. Смотри, я ей написал «Спасибо. Честно, не ожидал такого… Это очень точное стихотворение. Прямо в точку. Многое обо мне сейчас, да. А что в нём для тебя? Почему оно тебе вспомнилось?». Она отвечает: «Я рада, что ты так отозвался. Боюсь показаться пафосной, но мне иногда кажется, что все мы в чем-то слепые. Ходим по своему лабиринту, натыкаемся на стены, которые сами же и построили. И главное — не сломаться, когда твоя "музыка" (мечты, чувства, идеи) разбивается о непонимание других. А этот слепой… он ведь всё равно идёт. Несмотря ни на что. Мне показалось, ты — из таких. Что молча идёшь своей площадью. Это восхищает и… отзывается. Вот так-то».

— Ну что ж. Поздравляю. Похоже, ты нашёл не пикапершу, а довольно глубокого человека. Она не испугалась твоего вопроса и не стала умничать. Она говорила искренне. «Отзывается» — это ключевое слово. Она призналась, что чувствует то же самое. Это уже не эффект Франклина, это… это «в унисон».А теперь — будь честен. Но не груб. Скажи, что её слова тоже отозвались. Что редко встретишь человека, который способен на такую… глубину. И предложи встретиться не для того, чтобы «сбросить напряжение», а чтобы поговорить. Заварить кофе. Пройтись по ночному городу. Показать ей свою «площадь».

Через минуту пришёл ответ.

— Предлагает встретиться через час. Идти?

— А сам как хочешь?

— Скорее хочу…

— Тогда иди. Только давай… — Илья сделал многозначительную паузу, — …без служебных романов. Хотя если ты не придёшь ночевать — я пойму. Пойдём, я с тобой выйду.

— Ладно, — Егор сглотнул, внезапно осознав, как сильно колотится сердце. — Только… как это? Встретиться «без служебных романов»?

Илья усмехнулся, опираясь на трость:

— Встреться в нейтральном месте. Не в баре у офиса. Не у неё и не у тебя. Найдите скамейку в парке. Или пройдитесь по набережной. Говори. Слушай. Смотри, не превратится ли её глубина в обычное кокетство при встрече.

Он поднялся, безошибочно найдя дорогу к прихожей.

— И да… — добавил он, уже надевая куртку. — Если почувствуешь, что это оно — не убегай в панике. Страшно — это нормально.

Егор молча кивнул, набирая ответ. Пальцы слегка дрожали.

«Прогуляемся? Знаешь ту скамейку у фонтана в парке Горького? Через час.»

Ответ пришел почти мгновенно:

«Знаю. Буду.»

Илья, уже стоя в дверях, будто почувствовал его колебание.

— Идёшь?

— Иду, — твёрдо сказал Егор, выключая свет.

Они вышли вместе. На прощание Илья просто кивнул:

— Осознанности тебе. И… удачи.

Егор зашагал по темной улице, на ходу застегивая куртку. В кармане зажглся экран — новое сообщение от Иры:

«Принесу термос с кофе. Твой с сахаром, да?»

Он улыбнулся. Она запомнила. Возможно, Илья был прав — это было что-то большее. Оставалось только дойти до своей площади.

Егор и Ира гуляли. Они проговорили всё это время, выпили термос кофе и нашли невероятное взаимопонимание. Егор, переполненный эмоциями и чувством доверия к Ире, не выдерживает и признаётся:

— …И самое невероятное, что всё это мне открыл один человек. Мой… друг. Илья. Он слепой. И его видение мира… он просто перевернул всё моё сознание. Я бы не понял ни тебя, ни этого стихотворения, ни себя без него.

Ира замирает. Не с жалостью, а с огромным интересом и уважением.

— Ты серьёзно? Можно… можно с ним познакомиться? Я бы хотела ему сказать спасибо. За тебя.

Егор, немного опешив от своей же откровенности, ведёт её к Илье.

— Илья… Познакомься, это — Ира, я ей про тебя рассказал и она попросила вас познакомить.

— Здравствуйте, Илья. Простите за внезапность. Это я его упросила. После всего, что он рассказал… я не могла не подойти. Хотела сказать спасибо. Лично.

— Значит, Егор наконец-то нашёл себе не просто собеседника, а слушателя. Это дорогого стоит. Приятно познакомиться, Ира. Присаживайся. Скамейка, правда, не резиновая, но на троих места хватит.

Егор посмотрел как Ира робко садится на скамейку и сказал:

— Ой, у меня сигареты кончились. Я скоро, — фраза прозвучала настолько неестественно и по-мальчишески наивно, что Илья тихо фыркнул.

— Беги, теперь ты знаешь куда, — кивнул он, прекрасно понимая истинную причину внезапного побега.

Егор с облегчением скрылся в темноте, оставив их вдвоём.

Повисло молчание, но не неловкое, а скорее заинтересованное. Первой его нарушила Ира.

— Он не соврал. Вы и правда умеете видеть людей насквозь.

— Не насквозь, — поправил Илья. — Я их просто слушаю. А люди, когда их слушают, сами открываются. Всё гениальное — просто. А Егору и вовсе нужен был лишь небольшой толчок. Он умный парень, просто немного… заблудился.

— Он сказал, вы научили его варить кофе.

— Я научил его чувствовать кофе. А это немного разные вещи. Как и слушать и слышать. Вы, я смотрю, тоже умеете слышать. Раз смогли разглядеть за его напускной бодростью того самого «слепого», бредущего через площадь.

Ира улыбнулась, хотя он не мог